Можно ли отказаться от денег?
В деревне Колионово вводят собственную валюту «колионы» по примеру аналогичного эксперимента четырехлетней давности в башкирской деревне. Феликс Сандалов разобрался в том, как жить вне экономической системы.
«Ты обращал внимание, что на улицах стало больше нищих?» — «Это что — проститутки впервые за десять лет стали выходить на нашу улицу». Вокруг все чаще говорят о еле уловимых, не фиксируемых статистикой переменах, пробуждающих задремавшую было тревогу. Конечно, людям только дай повод пожаловаться и постращать друг друга — кризисом, войной, пандемией, смертью рок-н-ролла, — но когда ты своими глазами видишь заклеенную объявлениями о «кредитах-за-час» остановку, где внезапно всплывает распечатанное на принтере предложение перебить номера у автомобиля, это наводит на размышления. Три года назад я работал в новостном агентстве в отделе потребительского рынка: непрерывные волнения за рынки, непредсказуемые, словно дети на стройплощадке, ожидание новых запретительных инициатив со стороны государства и общая неустойчивость привели к тому, что среди ночи я мог проснуться — и в голове густым туманом висели слова EBITDA, «маржин-колл», «револьверный кредит», «роуд-шоу», «обозревайцы дали старт мегакорректоза», «лучший бык — это зажатый в шортах медведь» и так далее. Потом я уволился — и туман рассеялся. Как выяснилось, иногда ебитда возвращается: достаточно открыть ленту фейсбука, как знакомые, никогда прежде не замеченные в экономических отношениях сложнее покупки хачапури, вовсю рассуждают о том, что даже нелинейные эвристические модели обладают низкой предсказательной ценностью. Предсказывают, впрочем, все равно одно и то же — завтра будет хуже, чем вчера. Или не будет. В общем, самое время задуматься серьезнее о деньгах — и о том, можно ли прожить без них.
«Вот журавли как живут — у них в основе всего взаимопомощь. Миллионы лет так живут: птенцов летом вывели, а как похолодало, встали на крыло и полетели туда, где пища и тепло. И никаких бюджетов, законов и границ. Если бы они стали вдруг конкурировать между собой, то не стало бы журавлей», — говорит Михаил Шляпников, фермер-анархист из деревни Колионово, и мы смотрим на небо. Журавлей там нет, но отвлечься от мрачных мыслей все равно приятно. Десять лет назад Шляпников приехал в Колионово умирать — врачи поставили диагноз «рак», и Михаил решил, что лучше провести последние дни в приятной ему обстановке, чем в больничном покое. «Вот, видишь, тут пруд возле дома раньше был, я его осушил сейчас, решил почистить. Так я кровать к окну поставил, рядом бутылку водки и рыбачил из окна», — смеется Шляпников. Умереть не удалось, зато образовались дела по эту сторону коридора: несколько лет назад Шляпников отогнал от своей земли местные власти, назначил шерифа, организовал местных жителей и приезжих добровольцев на защиту леса и домов от пожаров, взялся за перестройку заброшенной больницы — а теперь еще и печатает деньги. Впрочем, деньгами придуманные Шляпниковым «колионы» не являются — это скорее долговые расписки: то, что вы можете купить сегодня на одну отпечатанную на принтере бумажку, вы купите на этот фантик и завтра — все в селе имеет свою неизменную цену в «колионах», которая не подвержена никаким колебаниям. Это может быть елка на Новый год, куст малины на дачу или полсвиньи для семейного торжества. Пока что «колионы», правда, берут в основном друзья фермера и — внезапно — Эрмитаж и рядовые коллекционеры-нумизматы, привлеченные необычной темой самостийной валюты. «Мы берем эгрегор современных денег и отсекаем у него не обеспеченные ничем функции, — не моргнув глазом Шляпников переключается с есенинского слога на язык, выдающий в нем отставного специалиста по внешнеэкономической деятельности. — Эмиссия составляет всего 10% от объема нашего капитала, то есть они подтверждены нашей продукцией — мясом, яйцами, деревьями. Но вы поймите, речь идет не о каком-то футуризме или рывке в 2020 год, а о банальном выживании — я не думаю о перспективах, прокормить бы человек 50–60 близких, если что случится. А оно случится: я уверен, что катастрофа неизбежна — и будет все это на моем веку». Обстановка вокруг Колионово уже сейчас нездоровая — рядом с деревней продолжают гореть леса, что, по словам Шляпникова, замалчивают власти, по дороге из Москвы в местный райцентр автомобилям прокалывают колеса, остановившихся водителей убивают, а недавно стали пропадать грибники.
«Я тут заметила, что стало больше битых машин на дороге, видимо, люди не хотят тратить деньги на мелкий ремонт в преддверии кризиса», — замечает журналистка Маша Командная, вызвавшаяся отвезти нас в Колионово. Внимательно изучаю все проезжающие мимо автомобили — но взгляд цепляется за указатель на Касимов, до которого осталось полторы сотни километров. Сложно рационально объяснить столь близкое соседство редких в новейшей отечественной истории анархических опытов — именно в Касимове в начале нулевых располагалась коммуна анархо-экологов, выкупивших пару домов на краю города и попытавшихся построить новую жизнь. Не получилось — от этой истории остались разве что воспоминания о масштабных драках с местными гопниками да несколько сюжетов на ТВ. Впрочем, последние бесценны — сложно представить себе, что в новостях сегодня произнесут имя Мюррея Букчина, а представитель коммуны со смехом скажет, что он касимовский сепаратист. «Власти сильно боятся сепаратизма — но разве может быть, простите, деревенский сепаратизм?» — недоумевает Рустам Давлетбаев, архитектор валютной системы в деревне Шаймуратово, Республика Башкортостан. Кризис 2008 года ударил по местному сельхозпредприятию — и ему просто стало нечем платить работникам. «Мы тогда придумали эти «шаймуратики» и сообщили сотрудникам, что есть возможность частично погасить наш долг товарными талонами, на которые можно купить продукты и хозтовары в местном магазине. Месяца два система заводилась, люди сначала с недоверием отнеслись — а потом одна бухгалтерша спросила, можно ли ими погасить долги. Я говорю — да, если кредитор согласится, то почему нет. Вскоре мы зафиксировали скачок товарооборота — в первый месяц эксперимента он составлял сто тысяч рублей, а через два года уже почти полтора миллиона», — рассказывает Давлетбаев. Однако и «шаймуратики» являются не полноценной заменой деньгам, так как «стареют» со временем — теряют свою номинальную стоимость, а скорее вспомогательным ресурсом, разгоняющим кровь в локальной экономике, но это не делает эту идею хуже. «Человеку свойственно спасать себя самого — все же смотрели мультфильм про Мюнхаузена. Возникновение локальных валют — это как раз действия нормальных людей в сложной ситуации, плод их самоорганизации», — считает Рустам. Однако опыт Шаймуратово показывает и другую важную тенденцию — противодействие властей подобным экспериментам: как только локальную валюту стали запрещать на федеральном уровне, местные испугались и отказались от нее. У Давлетбаева, впрочем, есть и запасные варианты: сейчас он тестирует проект «антимагазина», в чем-то схожего с анархистскими пабликами взаимопомощи «ВКонтакте», где люди безвозмездно оказывают друг другу услуги и дарят вещи, рассчитывая на поддержку других участников сообщества, — так и в «антимагазине» реализуется идея жизни без денег, только с жестким учетом ценности каждого дара или услуги, за которую можно на меньшее или такое же количество баллов получить что-то взамен.
«У нас же патернализм — государство людям 70 лет в голову вбивает, что ты ничего сам не делай, мы тебя защитим и пенсию дадим, вы сидите, смотрите телевизор и будьте счастливы. Это привело к тому, что и пенсию не дали, и счастье не пришло, но зато телевизор, в общем-то, сработал, — рассуждает Шляпников. — Если бы сказали наоборот: «Ребята, ну пенсию давать точно не будут. Но вот вам удочка — и рыбачьте». В 90-х годах так и было, дали людям эти удочки, а потом каждый месяц: удочку укороти, крючочек-то сними, леску-то потоньше поставь, грузило убери, поплавок тоже и вообще удочку-то не в руках держи, а между ног, и развернись спиной, и лови только вот здесь вот, на бережку лучше, а еще лучше где-нибудь на стройке». Шляпников решил поступить иначе: «Я тут пару экономических экспериментов проводил со стариками — вот живет в деревне парализованная женщина 80 лет. Я ей купил десять курей, завез корм, курятник помог сделать — получилось как: ее задача была только покормить без каких-либо затрат и собрать яйца. Половину она отдавала мне, а половину оставляла себе — и никаких банковских кредитов, никаких денег не надо. А представьте, если бы она пошла в банк, что бы ей пришлось пережить?»
На власть Михаил не надеется и даже активно ей сопротивляется: «Ко мне приезжали, хотели на кичу отвозить. Удивлялись еще, как я сам не пошел и не сел в тюрьму, раз такой дерзкий, — для них это непонятно, как так, все сдаются, а он не хочет. Если в Москве омоновцу ноготь поцарапали, его обидчика посадили, а самому омоновцу квартиру дали — то тут мы, три инвалида, отхерачили целый отряд милиции костылями так, что им стыдно стало и они сами ушли, — рассказывает Михаил. — Дети у меня самодостаточны, тюрьмы я не боюсь. Имущество отобрать — ну пусть попробуют, у меня все еще вилы в сарае лежат. Документы какие-то? У меня дело превыше документов. А смерти я разучился страшиться, надоело мне помирать уже».
В своих мечтах Шляпников доходит до того, чтобы каким-то образом перевести «колионы» в разряд криптовалюты и тем самым еще больше обезопасить себя от нападок государства. Но, похоже, каков бы ни был механизм, тут фермер опоздал на пару лет — как сообщил «Афише» Алексей, создатель сайта Miningcentral.biz, он принял решение свернуть игру на биржах с криптовалютой в связи с планируемым преследованием так называемых валютных суррогатов властями со штрафами до пятидесяти тысяч рублей для физлиц. Майнить — то есть добывать — криптовалюты путем загрузки мощностей компьютера, по словам Алексея, стало невыгодно еще весной: счет за электричество превышал гипотетический доход от процесса. «Этим можно заниматься, только если есть бесплатный доступ к электричеству — ну или если вы можете его красть», — сетует Алексей.
«А на биржевой игре заработать пока еще можно, хотя я и не уверен, что на это можно было бы жить. Но я же программист, и мое хобби — IT, так что я решил, что выгоднее играть не вручную на бирже, а написать специального бота: начал его делать, потом ушел в отпуск, решил его закончить и тут узнал, что хотят принимать закон про ответственность за такие игры, — делится переживаниями Алексей. — Закон нарушать не хочется, а что касается их защищенности, то, знаете, при желании можно и просканировать трафик, и человека посадить, и я лично в эти кошки-мышки играть не хочу».
подписьХорошо, а можно вообще жить без денег? Опыт художника Сергея Баловина показывает, что можно, но тоже с определенными оговорками. Изначально Сергей запустил проект «Натуральный обмен», в рамках которого менял портреты людей на нужные ему вещи, а когда газеты стали публиковать заголовки в духе «Художник отказался от денег», решил следовать их логике и совершить кругосветку без рубля в кармане. «С одной стороны, я, по сути, ограничил себя — я больше не могу зайти в супермаркет и купить там какой-нибудь особенный, мой любимый сорт сыра. С другой — я получил такую свободу, о которой раньше и не думал: я могу решить, что в следующем месяце я поеду в любую точку мира, откуда у меня есть приглашение, а оттуда еще куда-то. Кто с деньгами и постоянной работой может себе это позволить?» — говорит Баловин, за два года путешествия по миру написавший свыше пяти тысяч портретов и получивший подарки в диапазоне от фруктов до билетов на самолет в следующую страну. «Для меня этот проект важен тем, что он дал мне уверенность в том, что без денег остаться не страшно. Можно не просто выживать, а жить очень интересно — более того, самое интересное начинается тогда, когда денег нет».
В ожидании праздника всеобщей беды легко обмануться — человек, вытаскивающий пачку разморозившихся пельменей из мусорки, может оказаться как несчастным бомжом, так и довольным своим альтернативным потреблением фриганом, не желающим ходить на работу и терять свое время. Именно эти принципы исповедует молодые москвичи Женя и Паша. «Это называется дамп-стер, — смеются они. — У нас же выкидывают много еды, а мы в знак протеста ее не покупаем, а берем с улиц. Психология очень меняется — когда что-то съел, думаешь: я наелся — или мне пойти и поискать еще? Естественно, когда нужно не просто купить, а пойти и поискать — это другое отношение, лишний раз есть не станешь, только до сытости. Да и вообще сначала у нас была мысль: господи, да как они могут выкидывать такую хорошую еду в мусорку. А сейчас, когда мы лазим по помойке, мы уже думаем: а вот бы они выкинули еще веганскую колбасу», — хохочет Паша.
Казалось бы, что общего у пары двадцатилетних фриганов и пятидесятилетнего фермера? Но стремление жить не как все и знакомство с работами Кропоткина делают свое дело: выключившись из привычной схемы «работа — зарплата — потребление», они начинают говорить на одном языке, и их азбука начинается с буквы А — «анархизм». «Цель, однозначно, не деньги заработать, а что-то оставить после себя, пользу людям принести», — утверждает Шляпников.
«Анархисты считают меня агроанархистом, коммунисты меня своим называют, а лесники думают, что я лесник. Ярлыков много — в одном журнале меня назвали православным дауншифтером-упрощенцем-гедонистом. Но нам нужны новые слова, потому что анархизма власти боятся, я вот предлагаю говорить «сурвайвализм», потому что если катастрофа какая, то главное — это выжить», — улыбается Михаил. На вопросе, кем же он сам себя считает, он заметно суровеет: «Как кем? Я крестьянин обычный. Просто приходится новые пути искать, если государство такую помощь предлагает, что себе дороже».
«Сегодня нужна политическая воля на создание кооперативного Центробанка, такие уже существуют в Германии и в Швейцарии — и они ничуть не противоречат их основным Центробанкам, а только им помогают, насыщая экономику ликвидностью и ускоряя товарооборот», — делится соображениями создатель «шаймуратиков» Давлетбаев. «Эпоха капитализма завершается, равно как и эпоха доминирования человеческого эгоизма, — все это понемногу сворачивается, присмотритесь к опыту других стран, к Исландии например. На смену девизам вроде «цель оправдывает средство» должен прийти девиз «сотрудничество вместо конкуренции». Мне кажется, что это должно начаться в России, потому что она максимально свободна как от советской парадигмы, негативно воспринимаемой многими, так и от западной, капиталистической, которая тоже успела показать себя не с лучшей стороны», — резюмирует экономист.
Все эти варианты предполагают разный режим сопротивления системе: если фригана Пашу расстраивает новый закон, по которому контролер на входе в метро приравнивается к полицейскому — и его уже так просто не оттолкнешь, пробегая зайцем к вагону, то Шляпников не скрывает нейтралитета к верховной власти. «Ну а что — они мне ничего сделать не могут, поэтому пиарятся на мне. Когда мы проводим какие-нибудь красивые акции или просто скворечники вешаем, то пишут на сайте, что было такое в Егорьевском районе, а название деревни не пишут — не хотят меня упоминать, — говорит он. — Депутаты здесь все нарисовались перед выборами. Ну хоть старухам помогли — первыми «яблочники» приехали на двух автобусах, развернулись, флагами замахали. Я их накормил, напоил. Тут старухи подошли — и чего-то стали с депутатами шушукаться. Спрашиваю потом — ну чего? Говорят: «А нас депутаты спросили, как нам живется плохо, и дали 30 тысяч рублей». Потом через неделю по той же схеме им «Единая Россия» 50 тысяч дала, ЛДПР столько же. Последними КПРФ приехали — бабки рады, наконец-то родимый, защитник пожаловал. А вечером приходят ко мне жаловаться — говорят, забрали у них картошку, мясо, колбасу, все подчистую из холодильников, а оставили только пачку газеты «Правда».
Выезжаем из Колионово — в воздухе отчетливо пахнет гарью. Вспоминаю слова Шляпникова про пожары, и на душе вновь становится тревожно — но только до первого жилого дома. Жгут листву.
